У меня есть целая лекция про «Тысячу и одну ночь», и это книга, в которую я в настоящий момент просто влюблён, мне кажется, что она дико недооценённая во всех смыслах. Мы совершенно неправильно представляем себе набор идей, из которого она исходит; мы неверно представляем себе её дидактический посыл – скорее всего, она обращена к каким-то юным будущим правителям, потому что количество научений, как правильно управлять государством, там больше, чем всего остального вместе взятого. И мы совершенно неправильно понимаем градус ее профильности. Несмотря на то, что в рамочном сюжете кажется, будто мужчина выполняет ведущую роль, типа царь Шахрияр решает убивать женщин, в действительности, когда даже рамочный сюжет развивается и заканчивается, то выясняется, что все решения принимает женщина. Та самая женщина, которая может скрутить мужчину, подцепить его на крючок сторителлинга и три года рассказывать развесёлые байки, чтоб он, бедолажка, не скучал. И нарожать ему за это время какое-то количество детей – троих, если не ошибаюсь.

А если посмотреть на сами истории, то примерно все виды свобод и прав, которые в этом мире предоставлены женщинам – свобода имущественная, гражданская, сексуальная – они огромны. Мне кажется, что «Тысяча и одна ночь» и поныне остается для нас той книжкой, из которой европейская часть человечества могла бы многому научиться, в частности равноправию.
Если вы захотите прочесть ее – она есть на русском языке в классическом переводе Михаила Салье. Будучи очень юным арабистом, он начал ее переводить еще до революции, а потом, кажется, в 1919-м году пришел к Горькому с готовым переводом и сказал: «Вот, Алексей Максимович, на что способен творческий гений простого арабского народа». И Горький написал к ней предисловие, и «Тысяча и одна ночь» вышла во «Всемирной литературе» – это, конечно, огромный прорыв. Книгу выпустили в первый год существования советской власти на фоне голода и разрухи – и немаловажно было именно то, что в огромном количестве религиозных и бюрократических сообществ она по-прежнему оставалась намертво запрещена, а ранний Советский Союз, как известно, очень любил экспериментировать с продвижением запрещенного.
Кроме того, мы будем говорить о том, почему разного рода проявления сексуальности в литературе запрещались, подвергались судебным преследованиям. Смешно сказать: судебным преследованиям подвергались примерно все книжки, которые мы ценим и любим, где есть хоть какие-то упоминания каких-то форм сексуальности.

К примеру, «Мадам Бовари» была под судом за непристойность, «Улисс» Джойса был запрещен как книга сексуально непристойная; Оскар Уайльд отсидел в тюрьме главным образом за свои литературные произведения, и этим тюремным заключением был убит. То есть понятно, что судили его за гомосексуализм, но если бы не литературная практика, то вероятно, до этого не дошло бы. А также я буду рассказывать подробно и в разных вариантах о том, как и почему сексуальность оказывалась запретной в разных культурах и религиозных группах.

В общем, программа посвящена весне, радости, любви и сексуальности, а я, как обычно, со своими запретами, трагедиями и катастрофами. Ну, такова наша литературная доля, мы вечно про что-нибудь страшненькое.

Кроме того, во время подготовки я пустился читать русский перевод книги Камиллы Палья «Личины сексуальности». Русский перевод ее вполне приличный, и сама эта книга показалась мне абсолютно поразительной по готовности противостоять всему тому, что в начале XXI века превратит феминизм из учения о свободе в учение о беспрерывной войне всех против всех. Но, помимо прочего, я вспомнил, что впервые узнал про Камиллу Палья благодаря журналу «Иностранная литература», из статьи очень известного тогда журналиста и культуролога, а в дальнейшем – писателя Сергея Кузнецова. И вот он-то как раз и окажется у нас под рукой, и мы заставим его поговорить о том, как сексуальность воспринималась разными волнами феминизма — мне кажется, что это одна из важнейших историй конца XX – начала XXI века.