Алексей, о чем вы планируете говорить на курсе в «Шатологии»?

Я буду говорить скорее о музыке вообще, с уклоном в то, что называется классической или академической музыкой. Но на самом деле принципы слушания применимы к любой музыке, и мы будем использовать разные примеры. Скажем, для понимания современной академической музыки (некоторых ее разновидностей) полезно знать, как устроена индийская классическая музыка, или африканская, или индонезийская, или еще какая-нибудь. Это один большой океан, в котором все со всем связано.

То есть, конечно, это будет разговор о том, как слушать минимализм, авангардную музыку ХХ века, барочную музыку. Но меня интересует не только музыка, а еще и феномен нашего слушания — и акцент будет на этом.

Феномен слушания — что это такое?

Это удивительный процесс восприятия. Частный случай того, как мы вообще воспринимаем мир.

Мой опыт рассказов о музыке следовал такой логике: я начинал с того, что рассказывал про какую-нибудь музыку перед концертами, на лекциях, и от разговоров о музыке, от объяснений, что это за музыка, со временем перешел к контексту, а от контекста — к устройству этой музыки. И в какой-то момент я начал отдавать себе отчет в том, что для современных композиторов и современной музыки необычайно важно, кто и как ее слушает. Для нее характерно, что в треугольнике «композитор — исполнитель — слушатель» главное место отводится именно слушателю — в его голове музыка и создается. И мне стало интересно, как мы слушаем. Когда ты начинаешь об этом задумываться, оказывается, что у слушания есть много разных аспектов. Из них два важнейших — физиологические особенности слушания и его культурная обусловленность, то есть как мы слушаем/слышим как живые существа и как нас научило слушать общество, в котором мы выросли.

Физиологически — то, как мы воспринимаем звук. Это сложный процесс. Мы слышим не только ушами — мы слышим музыку всем телом, воспринимаем звуковые вибрации телесно. В отличие от зрения — если ты зажмуришься, то перестанешь видеть, это однонаправленный процесс. Открыл глаза — видишь, закрыл — не видишь. А со слухом так не получится — если ты заткнешь уши, то не перестанешь слышать. Какая-то часть звуковой информации до тебя не дойдет, но какую-то ты продолжишь получать — через кожу, через кости. Мы слышим все время, на 360 градусов, у нас пространственный слух. Он не отключается даже во сне и продолжает регистрировать звуковые процессы.

Мозг постоянно обрабатывает огромное количество звуковой информации — и делает это довольно любопытным способом. Что-то отсеивает, что-то склеивает, может принимать что-то одно за что-то другое, ошибаться. Мы можем впадать в разного рода звуковые иллюзии. И все это влияет на то, как мы воспринимаем музыку, и не только. Скажем, это влияет на восприятие речи. Когда мы разговариваем и слышим другого человека, мы слушаем его так же, как музыку. И точно так же мы слушаем мир вокруг — и это в широком смысле влияет на то, как мы мир воспринимаем. Это многомерный процесс.

Не думаю, что мы так далеко зайдем на наших встречах на «Шатологии», но, углубляясь в этот процесс, я нахожу все новые, новые и новые «комнаты», которые можно открыть.
Например, мир философов слушания, разные школы, связанные с тем или иным подходом, — это очень любопытный, громадный мир.

Какую современную музыку может слушать и понимать дилетант?

Ну, можно же слушать музыку, и не понимая ее, но получая от нее удовольствие! И что значит «понимать» в этом контексте? А музыку Баха все понимают? От нас далеки баховская риторика, контекст, забыты религиозные тексты, к которым он отсылает, его символика — это же была музыка символическая, риторическая, там было много всего, что для современников очевидно, а для нас утеряно.

Музыка — это самое чувственное и самое абстрактное из искусств. В ней в принципе нет сообщения, которое можно было бы расшифровать, — в отличие от литературы, живописи, драматургии. Это искусство не нарративное и может воздействовать непредсказуемым образом и очень по-разному на каждого человека. Представление, что современная музыка — непременно сложная, высокоумная и брезгующая слушателем, — это совершенно не так! Современная музыка очень разная: мелодичная, технологичная, простая и сложная. Есть та, что предполагает, что ты слушал очень много, и отсылает к этому. Но даже если нет — музыка все равно действует. И твоя работа как слушателя — самому отвечать за свое слушание. Мы можем находиться в ситуации активного слушания, отдавать себе отчет, что мы слышим и что мы чувствуем по этому поводу. Как только ты начинаешь это делать, у тебя открываются уши.

Но это вовсе не значит, что все надо любить. Ты можешь понимать, но не любить, или любить, но не понимать, — спектр самый широкий. Ты не обязан полюбить самую сложную музыку на свете и находить в ней удовольствие. Ты можешь много про нее узнать и по-прежнему видать ее в гробу, у тебя есть на это полное право.

Простая музыка, сложная музыка — как их отличить?

Для каждого человека это значит что-то свое. Нет никакой общей формулы для всех. Скажем, сказать, что музыка Филипа Гласса — абсолютно для всех простая и доступная, невозможно. Есть много людей, которые ее любят, она с низким порогом входа, но при этом кучу народа страшно раздражает репетитивная музыка, с большим количеством повторений. Некоторые люди физически не могут такое слушать — впадают в ярость, в бешенстве выходят из зала. Есть спектр современной музыки, в которой сложно с непривычки за что-то уцепиться, но она может действовать как холодный душ. Или будто ты вышел осенью на улицу — и тебя хлещет по лицу град с дождем. Если это допустить, то такое слушание очень освежает. А если пытаться найти в ней мелодию, то может быть грустно.

И в этом смысле лучшая музыка — это та, которую ты открыл и полюбил самостоятельно. Абсолютно любому человеку я бы посоветовал Стравинского, при том, что у него очень много разного (или именно поэтому). Вероятно, никого не напугает поход на концерт музыки Арво Пярта, самого исполняемого из живущих композиторов, туда можно идти зажмурившись (хотя, опять же, смотря на что). Или Дэвида Лэнга. Или Леонида Десятникова. Или Валентина Сильвестрова. Да мало ли, можно долго перечислять. Я люблю, допустим, Стива Райха. Мне кажется, его музыка тоже хороша без предварительной подготовки, но, возможно, это не для всех так. Но человек, который попадет на концерт, допустим, микротональной музыки Георга Фридриха Хааса, тоже получит мощный опыт, просто другой.

Как я уже говорил, музыка обращается непосредственно к нашей чувственной сфере — у всех сразу возникает какая-то реакция. Избежать музыки невозможно. Да и не надо. Ты можешь не читать, например, современную поэзию и ничего про нее не знать, не иметь по ее поводу никакого мнения, но по поводу музыки у всех есть свое мнение. Музыка так или иначе присутствует в жизни каждого.

Как вы считаете, музыка — вне политики? Если, скажем, в какой-то стране перестают исполнять музыку Чайковского, это нормально?

Короткий ответ: я считаю, что все — политика. У всего есть политическое измерение, в том числе и у музыки. В этом смысле быть вне политики невозможно. У этого могут быть, разумеется, разные оттенки: случай Вагнера, музыки Вагнера и, допустим, Анны Нетребко, исполняющей музыку Вагнера, — это три разных кейса.

Но политическое измерение у музыки не единственное. Она шире этого и к политике не сводится. А к чему сводится, кстати? Можно ли сказать, что музыка всегда отражает то время, в которое она написана? Или взгляды того человека, который ее написал? На эту тему есть многовековая дискуссия. Попадает ли в музыку мир вокруг или нет? Есть люди, которые считают музыку абсолютно автономным абстрактным искусством, у которого нет содержания (по крайней мере такого, которое можно было бы пересказать). Но так думают не все. А как правильно? Решать тебе, дорогой читатель.
Гипотетическая отмена в какой-то стране музыки Чайковского (которой, отметим, нигде не произошло и едва ли произойдет) — не та мысленная задачка, на которую стоит тратить ментальные ресурсы. Чайковскому едва ли что-то грозит.

В целом же в истории музыки полно примеров того, как музыка какого-нибудь очень известного композитора или даже целых школ переставала исполняться, была забыта, иногда надолго забыта, а потом вдруг возвращалась. Если слушателю из XIX века показать наши чарты классики, он бы, наверное, очень удивился.

Что самое главное вы хотели бы сказать слушателям?

Расслабьтесь!

Очень многое в мире музыки и обучения музыке построено на стыде. Стыдно не знать того-то, стыдно не разбираться в том-то… Я хотел бы, чтоб этот блок разжался, как-то снять это проклятье. Давайте считать, что у моих слов есть свойства заклинания. На стыде ничего хорошего не возникает. Иногда на этом можно кого-то загнать в концертный зал, но это ненадолго и неэффективно. Все работает только на любопытстве. Оно может быть и негативного толка — мне что-то активно не нравится и интересно разобраться, почему это так. Иногда неинтересно — и все, неинтересно. Иногда интересно понять, почему неинтересно. Но в целом, если что-то не нравится, то и ладно. Главное — чтобы вы сохраняли внутреннее и ментальное спокойствие. Кстати, музыка может помочь обрести это спокойствие. Но это — отдельный большой разговор.