Известно, что данс макабр как явление возник в XV веке в результате кризиса общества, вызванного эпидемией чумы и военными конфликтами, так что тема осенней «Шатологии» как никогда актуальна.
Абсолютно. Но вообще — и об этом я буду рассказывать в своем курсе — человечество всегда нуждалось в некоем урегулировании отношений с мертвыми. Об этом, кстати, у Сережи Кузнецова, владельца шато Le Sallay, есть цикл романов под названием «Живые и взрослые», который с одной стороны — пародия на жанр пионерского героического советского романа, а с другой стороны — развитие темы общения с загробным миром и беспокойными мертвецами.
Так вот, человечество с самого начала своего культурного существования нуждалось в урегулировании отношений с мертвыми и со смертью как таковой. И здесь важно отметить, что идея о загробном царстве как месте блаженства относительно поздняя. Она принадлежит ранним векам развития христианства, и оттуда перескочила в ислам, но до того — многие столетия — человечество ничего такого не думало. Загробный мир, конечно, существовал, но стремиться туда не было никаких оснований. Зато если мы посмотрим на древнегреческие мифы, то там всегда есть мотив возвращения с того света и попытки пройти туда из мира живых.
Если мы посмотрим на европейские практики — те, что сохранились на территории Европы от гораздо более древних верований — мы увидим, что в них есть идея не просто открытости границы между мирами, а взаимопроникновения, и даже возможности паразитирования на этом проникновении. Например в мистических течениях иудаизма и деревенском православии есть твердое убеждение, что, если отслужить обряд как по мертвому для человека, который еще не умер, или находится в тяжелой болезни, то это обманет смерть. Смерть решит, что человек уже умер, и больше за ним не придет. И такой обряд может использоваться в том числе как практика долголетия. То есть, что нужно сделать, чтобы жить долго и счастливо? Для начала — умереть.
Кроме того, что живой может спрятаться между мертвыми, мертвые тоже могут прятаться между живыми. И об этом – весь комплекс трансильванских и западнославянских легенд и сказаний о вурдалаках, упырях, вампирах. Это все мертвые, которые почему-то живут между людьми.
И питаются живой кровью и плотью.
Да. Вообще, мысль, что мертвые утаскивают живых в смерть, есть у многих народов. И у народов крайнего севера, и у американских индейцев, и в греческих сказаниях. Так что упыри в этом смысле не оригинальны, они ведут себя примерно как те древнегреческие мертвецы, которые ползли из могил и пожирали живых.
В раннем христианстве тоже была очень ясная идея, что смерть – для лузеров. Настоящие пацаны не умирают. Вот Христос не умер и нам велел – и в этом смысле христианство тоже преодолевает границу между мирами.
Средневековое христианство с его напряженной, насыщенной этической проповедью добавило новые смыслы на стыке проницаемости границ и взаимной акторности мертвых и живых. Там уже есть концепция о том, что если будешь вести себя хорошо – обретешь жизнь вечную (смертию смерть поправ), а если будешь плохо себя вести — не только умрешь, но и «на Страшном суде черти припекут тебя за это железными рогатками», цитируя замечательного украинского писателя Николая Васильевича Гоголя.
Постепенно мысль о том, что ад властен над людьми, которые нарушают этический канон европейского христианства, набухает — и тем больше, чем дальше. Если мы посмотрим на иконографию Страшного суда — которая вообще-то изначально египетская: бог взвешивает добрые и недобрые дела и отправляет человека туда или сюда по делам его — то увидим, как она наполняется адом и его всесилием. На картинах Босха это все необыкновенно изобретательно и ярко отражается.
Даже в современных росписях церквей в Сербии и России мы увидим немыслимые изображения ада, который пастью своей пожирает разных заговорщиков и предателей: Михаила Сергеевича Горбачева, Слободана Милошевича, преступных генералов и лживых епископов, и дальше по широкому списку.
Идея власти ада над грешниками таким образом постепенно все больше смещается внутрь жизни. И появляется сам канон Пляски смерти — Danse Macabre: хоровод, в котором пляшут только и исключительно страшные грешники, и среди них – короли, судьи, церковные иерархи, лжецы, клятвопреступники, жертвы собственной похоти и так далее. И танцуют они с такими миленькими шкелетиками — я непременно покажу много таких картинок. Традиция эта, начавшись в раннем средневековье, никогда не затихала, и по сей день изображения такие производятся в огромном количестве.
Но если мы отвлечемся от хоровода со скелетами, мы обнаружим множество удивительных феноменов. Например, замечательный цикл Блока «Пляски смерти», который, с одной стороны, очень известен, внутри него находится одно из, быть может, самых известных стихотворений Блока — «Ночь, улица, фонарь, аптека»; при этом ни про само стихотворение, ни про этот цикл никто как правило не задумывается – а что это все значит? И вот на курсе мы займемся, среди прочего, медленным чтением Блока. Я очень люблю со взрослыми медленно читать очень известные стихи, потому что это с одной стороны очень душевно-питательная деятельность, а с другой стороны позволяет взломать собственные ресурсы памяти и понимания.
Также мы посмотрим на практику разного типа маскарадов и карнавалов. Маска ведь сама по себе является основой древнего погребального обряда — она нужна, чтобы душа узнала мертвеца, когда его плоть истлеет. Маскарады — то есть надевание живыми масок — это, конечно, тоже практика работы со смертью, эпидемиями и так далее. В этом смысле то, как Европа и Северная Америка ответили на эпидемию надеванием масок — это предельно традиционная реакция общества: «мы наденем маски и смерть нас не найдет». Существует также множество обрядов, доставшихся народам Европы от кельтов, и связанных так или иначе общением с мертвыми и миром мертвых — и я буду рассказывать о таких обрядах в современном европейском обиходе.
И, разумеется, Хэллоуин — это натурально праздник восставших мертвецов. Если уж мы его празднуем, то давайте понимать, что именно мы празднуем. Хэллоуин сегодня, конечно, немножко спрятался за переваривающей мощью американского капитализма и его культурной апроприацией. Но есть прямая связь между культурой карнавала и традицией данс макабра, и она в вопросе – кто же такие плясуны с мертвыми? Как относится зритель и автор тех смешных картинок, на которых изображены пляшущие короли, епископы и другие богатеи в бесконечном хороводе смерти? Автор не только ужасается, но и смеется над ними: гляди-ка, вчера еще тебя должны были бояться, а сегодня скелеты пляшут вокруг тебя, смешно размахивая сухими косточками. И в этом смысле Хэллоуин в его нынешнем варианте наследует этой традиции европейского данс макабра и является одним из его комических воплощений.
Что именно будет использовано на курсе в качестве материала?
Я буду стараться на каждом занятии рассматривать какой-то культурный феномен — где-то это будут тексты, где-то — иллюстрации или современная обрядность. Мы попробуем коснуться вообще работы с традицией: например, того, каким образом кельтская традиция, расползаясь по территории Европы и сталкиваясь с новыми культурными практиками, порождала хорошо знакомые нам культурные феномены. И Хэллоуин, где наслаивается одно на другое — кельтские, христианские традиции и обычаи пост-христианского, секулярного мира — как раз об этом. Песни, пляски, стихи и картины, многие из которых все уже видели, но не смотрели внимательно.