Рамки для таких событий людям приходится искать не в репертуаре привычных сюжетов, а в учебниках истории. Отсюда — эпидемия исторических аналогий: «Это как 1937-й», «Это как 1941-й». 
На лекциях мы поговорим поподробнее, как историки и социологи пытаются осмыслить этот факт столкновения с историческим временем — через идеи «возвышенного исторического опыта» Франклина Анкерсмита и «времени судьбы» Георга Зиммеля.

«Ш.»: Можно ли сказать, что праздники тоже «выламываются из рутины»? И почему некоторые из них, вроде Нового года, действительно создают какие-то коллективные переживания, а другие остаются просто дополнительными выходными днями?

В. В.: Из рутины выламываются только те праздники, которые связаны с участием в ритуалах — неважно, светских или религиозных, семейных (вроде дня рожденья) или народных (вроде Нового года). Ритуал — это санкционированная обществом приостановка рутины. 

Благодаря ритуальным практикам люди напоминают сами себе, что временем повседневности жизнь не ограничивается. Есть другие временные горизонты. У аборигенов — сакральное время, время богов. У современных государств — история. Из исторических событий, которые на индивидуальном уровне переживаются как «падение метеорита» или «пробóй диэлектрика», государства пытаются создавать свою собственную биографию, учреждая праздники и памятные даты, организуя парады и демонстрации. Отчасти поэтому навязанные сверху государственные ритуалы всегда воспринимаются с долей скепсиса. В отличие от ритуалов светской сакральности — типа Нового года.

«Ш.»: Но Новый год стоит особняком даже среди таких ритуалов.

В. В.: В силу двух факторов: массовости и длительности. Сначала — массовое празднование. Тотальная синхронизация. Садясь за новогодний стол с друзьями, вы знаете, что сейчас то же самое делают миллионы незнакомых вам людей. И если ваши близкие находятся в других часовых поясах, вы считаете своим долгом позвонить им и поздравить их по «их времени». Но за синхронизацией следует неделя «безвременья». Период, когда социальное принуждение не действует. Вы ложитесь позже и встаете не по будильнику. Ритуала уже нет, рутины еще нет. Из события праздник становится процессом. На лекциях мы как раз будем говорить о механизмах синхронизации и рассинхронизации — как они эволюционировали в разных культурах.

«Ш.»: Можно ли сказать, что сегодня такие механизмы связаны не столько с праздниками, сколько с технологиями? Как все эти онлайн-расписания, напоминания, бесконечные уведомления меняют наше восприятие времени?

В. В.: Технологии меняют наше восприятие времени на всех уровнях. Исторические события теперь воспринимаются иначе благодаря скорости передачи видеосообщений. Я читаю о запуске ракет по моему городу, через минуту наблюдаю видео перехватов почти в реальном времени, и да, «время подлета» для меня не метафора. Повседневные события теперь ритмизированы тоже не так, как тридцать лет назад. Заводской гудок — в телефоне. Взятые на себя обязательства — в умных часах. Но для социологов важнее другое изменение — то, о котором мы говорили выше: как технологии синхронизируют ритмы жизни людей?

Наша идея одновременности все еще создана романом и газетой, то есть технологиями прежней эпохи. Открывая газету, вы узнавали, что «труженики» собрали рекордный урожай, «мировые лидеры» приняли историческое решение, «ученые» открыли что-то сногсшибательное, а «ограниченный контингент войск» захватил очередной плацдарм. Сегодня вы вместо газеты открываете социальную сеть. И видите совершенно иную мозаику синхронных событий.
Вот об этом – о синхронизации и рассинхронизации, времени повседневности и времени биографии, исторических событиях и технологических изменениях – мы и поговорим на «Шатологии».