В анонсе новогодней программы говорится, что вы будете раскрывать темную, дионисийскую сторону культуры. Что это такое?

Дело в том, что европейская цивилизация достаточно долго как будто немного закрывала глаза на эту оборотную сторону культуры. Она приоткрылась и снова стала явной только благодаря Фридриху Ницше в XIX веке. До того об этом говорить было не принято. Считалось часто, что это не другая сторона культуры, а вообще бескультурье. Ницше же ее открывает и, на мой взгляд, во многом вообще предопределяет вектор развития философии и культуры XX века. Он умирает в 1900 году и своей смертью знаменует конец длинного модерна, открывает двери для всего остального: экзистенциализма, постмодерна, психоанализа и т. д.

Если прокладывать какой-то ассоциативный ряд к дионисийской культуре, то это хтоническое, хаотическое, иррациональное. Место разума там заменяет воля, место порядка — хаос, место науки — миф, и включаются абсолютно другие силы и интенции.

Расскажите все-таки подробнее, как Ницше открывает дионисийскую сторону культуры?

Наверное, самое известное высказывание Ницше — «Бог умер», которое он впервые озвучил в книге «Веселая наука». Он не хихикает над этим, он скорее будто бы восклицает о том, чего никто, кроме него, не заметил. Он кричит, что это уже случилось давно. Бог умер, а мы все еще делаем вид, что этого не произошло. То есть он такой холодный патологоанатом из мира философии, который просто фиксирует событие смерти бога.

И если вдуматься, то событие смерти бога — это событие, конечно, нешуточное, в первую очередь потому, что это абсолютное разрушение всего мировоззрения европейской цивилизации, европейского человека и т. д. Мировоззрение европейцев XIX века было теоцентрично: вот есть бог, он всеблагой, всемогущий, всезнающий, всеведущий, и он нас ежесекундно охраняет. Точно так же он охраняет и этот мир. То есть бог, если угодно, — это гарант мироздания. И вот этот гарант, по словам Ницше, банкротится, все активы обесцениваются, и это означает, что все наши представления о том, что человек — это венец творения, что человек — это в первую очередь разумное существо, что мир постигается рационально, — они как будто бы тоже обесцениваются. Тут-то и вступают другие — хтонические, дионисийские — силы.

И Ницше в одиночку произвел такую революцию в философии?

Конечно, не в одиночку. Например, Достоевский выражал похожую точку зрения. Он тоже говорил о том, что если бога нет, то все дозволено. Все наши моральные нормы исчезают. Ницше, кстати, несмотря на то, что был очень жестким цензором по отношению ко всем современным ему философам и мыслителям, Достоевского ценил. Он говорил, что Достоевский — это тот человек, который смог ему приоткрыть какие-то глубины человеческой психологии. Он ценил Достоевского именно как психолога. И две эти непохожие, диаметрально противоположные фигуры — они, конечно, оказались друг другу очень близки.

Вы представляете, как в недельный курс уместить всю историю той стороны культуры, о которой собираетесь рассказать? Или вы сконцентрируетесь на каком-то конкретном периоде?

Будет очень сильно зависеть от слушателей. Вообще я планирую достаточно много говорить о Ницше и в целом о философии жизни. Это то, что противопоставило себя модерну, который весь плясал вокруг разума и рационального. Конкретные персоналии — в первую очередь Шопенгауэр и Ницше, о них мы, конечно, будем говорить более подробно, и если не уходить в сторону, то за неделю вполне можно детально разобрать их. По крайней мере, все самое важное про дионисийскую сторону культуры мы точно расскажем.

Будет ваш курс как-то содержательно пересекаться с курсами остальных преподавателей, которые будут вести занятия параллельно с вами?

Да, конечно. Дело в том, что все тот же Ницше изобретает в философии метод генеалогии и своеобразного генеалогического историко-философского расследования. Поэтому, конечно, нам будут необходимы и культурологические оценки этой философии. Я рассчитываю на то, что мы с Петром Мазаевым будем строить наш курс в такой синергии, чтобы дополнять друг друга.

Как вы будете справляться со взрослыми учениками? Вы ведь обычно детям преподаете?

Основная моя работа — учитель в школе. Но кроме этого, я читаю лекции и для взрослых в самых разных местах, поэтому для меня это достаточно привычная публика.

Сильно отличаются взрослые от детей в качестве учеников?

Дети намного смелее. В суждениях, размышлениях. У них как будто бы больше степеней свободы. Они могут себе позволить ошибиться, сказать глупость. У взрослых с этим посложнее. Именно поэтому важно, чтобы на лекциях для взрослых была максимально дружественная и уютная атмосфера.

Взрослый человек в этом смысле более замкнут и сдержан, часто не решается высказать свою мысль. А это очень важно для того, чтобы у нас получился не мой девятичасовой монолог, растянутый на шесть лекций. Хотелось бы, чтобы получился диалог и я могла понимать, что людям интересно, а что — нет.

Атмосфера замка, в котором будет проходить смена «Шатологии», поможет в этом?

Конечно. Одно дело, когда ты сидишь в холодной аудитории и вспоминаешь свои, возможно, стыдливые опыты в университете или школе, а другое — в замке, где ты можешь позволить себе фундаментально свободные размышления и не бояться сказать глупость. Мы же как раз за иррациональное, нам эта свобода важна максимально.

У нас замечательно прошла детская «Эпоха Просвещения», и в Бургундии мне очень понравилось. Вокруг много природы, и цвета удивительные — очень настоящие, безо всяких кричащих открыточных оттенков. Это настраивает на возвышенный лад — размышлять и беседовать в такой атмосфере легко и приятно. Но главное, что сам замок хоть и старинный и исторический, но живой и уютный!