Меню
info@marabou.club

+7 985 214 68 62
(What's App, Viber)
Сергей Кузнецов о том, почему он любит Калифорнию 60-х и что расскажет участникам «Шатологии» в августе
В результате в какой-то момент оказалось, что если я пришел на вечеринку, то главное — не начать говорить про шестидесятые, потому что я тут же начинаю «А вы знаете вот такую удивительную историю?», после чего меня уже нельзя остановить.
Сергей Кузнецов
Основатель «Марабу» и «Шатологии», писатель
Основатель «Марабу», «Шатологии», Академии Le Sallay и Школы Le Sallay Диалог писатель Сергей Кузнецов, литературный критик, глава «Института книги», один из организаторов non/fiction Александр Гаврилов и искусствовед, работавшая в «Русском музее» и галерее Гельмана, а ныне в Центре Помпиду в Париже, преподаватель Сорбонны (Paris IV) Наталья Миловзорова будут рассказывать про внутреннюю эмиграцию, (пост)советское искусство, Калифорнию 60-х и Россию 90-х.
Дело в том, что я уже много лет интересуюсь историей США шестидесятых годов, точнее, северной Калифорнии. Началось это, вероятно, с романа Пинчона «Вайнленд», а потом я год жил в городе Пало-Альто, встречался с людьми, которые еще помнили это время, беседовал с разными стэнфордскими специалистами по этой эпохе и, собственно, потом продолжал об этом читать и смотреть разное. В результате в какой-то момент оказалось, что если я пришел на вечеринку, то главное — не начать говорить про шестидесятые, потому что я тут же начинаю «А вы знаете вот такую удивительную историю?», после чего меня уже нельзя остановить.

Я много раз пытался ответить себе на вопрос, почему это время и место так привлекают меня (кроме того, что я вообще люблю Калифорнию). В разное время у меня были разные ответы, но, кажется, сейчас я нашел еще один, актуальный.

Это — удивительное время, в котором сконцентрировались какие-то вещи, которые снова стали актуальны сегодня. С одной стороны, шестидесятые (и в том числе шестидесятые в Беркли, в Стэнфорде и в Сан-Франциско) — это то время, в которое уходят корнями почти все актуальные политические тренды: борьба за права меньшинств, требование прямой власти народу, а не политикам, борьба с расизмом, гомофобией и патриархатом, изменение сексуальной морали, приведшее, например, к таким вещам, как легализация полиамории (моральная и, в скором времени, юридическая). С другой стороны, шестидесятые в Северной Калифорнии демонстрировали невозможный сегодня уровень сексуальной, поведенческой и всякой прочей свободы.

Заметная часть вещей, которые тогда происходили, выглядят сегодня не то что недопустимыми, а именно что немыслимыми — то есть зазор между современными активистами и персонажами шестидесятых невообразимо велик и, кстати, проходит вовсе не там, где молодые активисты говорят выжившим шестидесятникам «Окей, бумер» (и это происходит именно потому, что практики шестидесятых настолько невообразимы сегодня, что их никто и не обсуждает).

Короче, этот период в американской истории кажется мне безумно интересным — и для анализа, и для рассказывания про него разных баек, анекдотов и историй.

Поэтому то, о чем я собираюсь говорить на нашей очередной «Шатологии» — это не столько рассказ историка или исследователя, сколько просто рассказ об интересном. Считайте, что это та самая вечеринка, на которой кто-то опрометчиво упомянул при мне Аузли Стэнли III и получил в ответ рассказ про Ника Сэнда и Тима Скалли (а? кто все эти люди? — приезжайте, я расскажу!).

О чем пойдет речь?

– Кто придумал термин «контркультура», что этот термин означал, что было дальше с автором термина (и заодно когда хиппи стали называться хиппи и как они сами предпочитали себя называть).

– Из чего, собственно, состояла калифорнийская контркультура шестидесятых, как она повлияла на то, что случилось потом (включая развитие Силиконовой долины, литературы, кино и прочего).

– Как выглядел политический спектр мнений внутри контркультуры, насколько она в самом деле была такой левой, как это представляется задним числом, а насколько была ориентирована на возврат к подлинным американским ценностям (индивидуализм, предпринимательство, погоня за счастьем и т. д.).

– Сексуальная революция: что это значило, насколько это было противоречивым тогда и остается противоречивым сегодня.

– Психоделика. Про Кена Кизи и Веселых проказников все могут прочитать у Тома Вулфа, поэтому я буду рассказывать скорее про Brotherhood of Eternal Love и Orange Sunshine. Мне до сих пор кажется, что эта история настолько фантастическая, что я даже не могу заставить себя в нее поверить. Попытаюсь заставить поверить вас :)

– Я также расскажу всякие истории из моей жизни — например, о том, как мы с Катей познакомились с человеком, который работал среди деятелей контркультуры агентом полиции под прикрытием, или о том, как я нашел место, где живет вдова основателя Братства вечной любви, и познакомился с ее дочкой. Ну и заодно покажу некоторое количество артефактов — автографы, меморабилии и прочее.

Понятно, что одна из причин моего интереса к шестидесятым в США — это миф о том, что девяностые в России были их запоздалым эхом. Реальности, конечно, соответствует не сам миф, а вера некоторого количества молодых людей в России в то, что «у нас тут свой Вудсток». Из того, что я буду рассказывать, будет ясно, насколько у нас была труба пониже и дым пожиже, но, если у меня останется время, я скажу несколько слов о том, как идеи контркультуры шестидесятых трансформировались в СССР и России, и о том, что мне удалось застать, так сказать, не уезжая за океан.

Все это, как всегда в «Шатологии», будет связано с лекциями других участников — Наташи Миловзоровой (неофициальное искусство семидесятых — начала девяностых) и Саши Гаврилова (внутренняя эмиграция и философия вненаходимости).

Страшно жалко, что попасть к нам смогут только те, кто может приехать в Европу. Если вы можете — приезжайте.